Переполненное уличное кафе в жаркий день – норма. Всё живое пытается найти тень. А тень с прохладительными напитками – просто спасение. Парень с двумя бокалами холодного пива быстро отыскал взглядом свободный стул за столиком, где сидел разморенный зноем старик.

– Не помешаю? – коротко спросил парень

– Присаживайся, – вяло ответил тот.

Молодой человек залпом выпил первый бокал и огляделся по сторонам. Не сложно было заметить – что-то его гложет, и это не жара. Он украдкой взглянул на старика. Хотя стариком соседа по столику назвать было нельзя – так, первое впечатление. Седой – да; сутулый – в жару и не так ссутулишься. Одет просто. По всему сразу видно – этот вопрос его волнует меньше всего.

– Какие грустные глаза, при такой-то молодости, – первым начал разговор седой мужчина.

Парень поднял на него смелый взгляд.

– Тебя как зовут, грустный? – продолжил тот.

– Вадим, – тихо ответил парень.

– И что же тебя так опечалило, Вадим? – по-отечески настоятельно допытывался незнакомец.

Вадим снова поднял глаза на навязчивого собеседника и отвёл взгляд в сторону:

– Так, – нехотя начал он, – был на выставке. Хотел прийти к открытию, но опоздал. Явился, что называется – под занавес.

– Что, стоящая выставка? – прищурив глаза, спросил сосед по столику.

– Для кого как, – не очень учтиво ответил Вадим. – Лично для меня – больше, чем стоящая. Друзья мне говорили, что я должен увидеть это.

– Позволь угадать, – перебил его мужчина, – ты художник?

– Теперь не знаю, – ответил парень тоном полным порыва отмщения себе самому, а за что – уже неважно.

– Что так? – не переставал интересоваться сосед по столику.

– Думал, что я художник, – начал тихо Вадим. Его голос стал приобретать эмоции, – а сегодня выяснилось, что это было самомнение. Всё чепуха. Дым. И вообще, думаю, уже пепел.

– Да за что ж ты так себя?

– Там, в галерее, – продолжал он уже с азартом, – сейчас выставлены работы гениального автора! Мастера! Всё, что он изображает, имеет сложную, я бы сказал, анатомию его многогранного мира.

– О, как? – с любопытством глядя на молодого собеседника, сказал мужчина.

– Да вы посмотрели бы, – продолжал парень, – это заметит даже самый далёкий от искусства человек. И ребёнок ощутит в этих работах присутствие преимущества над всем.

Вадим красочно описывал свои эмоции от увиденного. Он разгорячился, как окружающий кафе июльский день. А седой мужчина с лёгким вниманием слушал его, попивая из своего бокала.

– Значит, тебе понравилось? – подытожил он, скорее для себя.

– Не то слово, – ответил, не скрывая своего восхищения парень. –Если хотите, могу провести, показать.

– Да нет, – ответил тот, – я это уже видел, – и в его взгляде появилась тень грусти, дополненная ироничной ухмылкой.

– Зря, – коротко заявил парень.

– И такое может быть, – ответил седой мужчина. – Только скажи, пожалуйста, что тебя из всей той экспозиции так огорчило?

– То, что я так никогда не смогу, – отчеканил Вадим.

– А зачем тебе – так?

– Это гениально. Это современно. Востребовано.

– То есть – конъектурно, хочешь сказать?

– Может и так, – ответил Вадим, – но это только подтверждает, что мастерство этого автора так значимо сейчас для людей.

– Потребителей, – поправил его мужчина.

– Я бы так это не назвал, – сказал Вадим, – хлеб мы тоже потребляем, но без него никак. Пусть банальный пример, зато нагляднее некуда. В прочем, можете отзываться на этот счёт как угодно, от этого ни талант автора, ни его мастерство меньше не станут.

– Спасибо, спасибо, – с той же ухмылкой проговорил седоволосый собеседник. Вадима пронзила мысль, что он взболтнул чего-то лишнего.

– Так это вы? – робко спросил он.

– Да, дорогой, – как бы невзначай ответил тот.

Вадим изменился в лице. Он не мог определиться: сидеть ему или встать? Если встать, то зачем? Если сидеть – как вести себя дальше?

– Не волнуйся, –сказал художник, угадав мысли молодого поклонника своего таланта. – Ты очень юн.

– Мне скоро тридцать, – попытался возразить парень.

– А точнее?

– Двадцать четыре.

Художник искренне рассмеялся.

– Ты ещё невообразимо юн, – повторился он, – Я не относил это к твоему возрасту. Но, видно, всё является совокупностью.

Он покрутил в руке опустошённый бокал и попросил плеснуть в него ещё немного «прохладительного спасения» – так он назвал пиво, обращаясь к официанту.

– А я сам брал бокалы, – сказал Вадим, обратив внимание на обслуживание в летнем кафе.

– Это не есть неправильно, – ответил художник. – С одной стороны – тебе невтерпёж, с другой – есть к чему стремиться.

– В каком смысле? – немного удивился Вадим.

– В самом обычном – житейском. Я здесь давно завсегдатай. Много лет. Меня уже стены этих домов запомнили настолько, что узнают из всех даже полностью укутанного в плащ, с головы до ног.

– А-а, – понимающе отреагировал начинающий художник.

– Каких-нибудь выставок пятнадцать-двадцать, – продолжал тот, – и ты тоже сможешь просто сидеть, а тебе – просто будут приносить, даже если ты ничего не заказываешь. Главное, чтоб это были приношения, а не подаяния. Вот для этого и нужно трудиться. Это уже будет называться тем самым моментом, когда хорошо откормленный тобою талант, как благодарный сын, начинает кормить тебя. И никогда не слушай бред, вроде того, что художник должен быть голодным. Че-пу-ха! – сказав это слово, мужчина засмеялся. – Главное – быть художником.

В этот момент ему официант принёс большой бокал пива.

– Ну, просил же неполный, – немного раздосадовался он, – я свою норму уже выпил. Впрочем, спасибо.

И он предложил Вадиму разделить с ним этот бокал. Тому за счастье было вообще находиться рядом с этим человеком, и он ничего не сказал. Он просто не знал, что ответить и как стоило отреагировать на предложение. Не дожидаясь ответа, тот разделил объем своего бокала поровну, больше не задавая вопросов.

– А теперь о главном, – сказал художник, сделав глоток. – Никогда не изменяй себе! Ты не такой, каким должен, или хочешь быть. Ты такой – какой есть. В тебе – то содержание, которое можешь показать ты, и только ты. Причём показать таким, каким его видишь ты, а не каким это хотят увидеть у тебя. Тебе дано то, что только ты можешь прочувствовать. А перекликнется ли оно с другими – пусть это тебя не беспокоит. Найдётся с кем перекликнуться – перекликнется. Совершенствуй только себя. Теперь я это могу говорить уверенно. Пойми, что ты никогда не сможешь сказать миру о чём-то так, как это сделаю я, точно так же как и я не в силах сказать твоё. Мало ли кто, что, где и как выразил? Это всё – общая беседа, и ты можешь в неё вставить своё слово. Своё! Понимаешь? И если его услышат собеседники – ты полноправно можешь дальше говорить во весь голос. Но сначала научись говорить: о своём и по-своему.

Вадим притих, будто его загипнотизировали. Он уважительно ловил каждое слово собеседника, а когда тот прервал свою речь, чтоб сделать очередной глоток, робко спросил:

– А ваша картина в углу, справа.… Вся такая тёплая и грустная.

– Это осень, милый друг, – задумчиво ответил художник. – Просто осень.

Седой мужчина встал из-за стола, надел сложенную в сумке панаму стиля «сафари» и, обернувшись к парню сказал: – Заходи в мою мастерскую, если обещаешь не стать мной.

Комментарии читателей:

Комментарии читателей: