Цаньян Чжамцо
СЛУХУ ПРИЯТНЫЕ СТРОФЫ
Лирика VI Далай-ламы (1683–1706)
(Перевод)
Цаньян Чжамцо – личность уникальная в истории Тибета. И не только как VI Далай-лама (300-летие его интронизации пришлось на декабрь истекшего года), но и как единственный светский лирик в богатейшей тибетской литературе. В народных легендах он почитаем как святой и почти не упоминается как поэт, однако анонимным перерождением его стихов стали народные песни. Новую жизнь – уже в мировой литературе – получает простая и вместе глубокая его лирика только во второй половине XX века.
Это я - Ригдзин* Цаньян Чжамцо!
О любви я потаённо чаю
И мои же сердце и лицо
В каждом человеке различаю.
Над восточным хребтом луна
Ясная стала видна.
Предо мной - вижу, вижу - возник
Светлый девушки лик.
Нынче недавние всходы
Свяслами скручены туго.
Скрючат и юношу годы
Круче, чем лук из бамбука.
Ушла с моим сердцем. Когда бы желанная
Вернулась навеки мне суженой,
Тогда бы как будто со дна океана я
Вернулся с бесценной жемчужиной.
В cтранствии увлекся мимоходом
Девушкой, благоухавшей медом.
Гладкий, светлый, бирюзовый* словно
Найден камушек и утерян снова.
Сановника высокого дочь -
Красивый персик точь-в-точь,
Но персик,налившийся соком
Высоко на дереве высоком.
Мое сердце у страсти во власти,
Я ж во власти бессонной напасти.
Если с милой не встретиться вскоре,
Как от этой избавиться хвори?
Пусть пора для цветов и суровая -
Беспечальна пчела бирюзовая.
Пусть ко мне чувства милой завяли -
Буду жить, как пчела, без печали.
Северный ветер плоды
Инеем отмечает.
Он же всегда и цветы
С пчелами разлучает.
Гусю пришлись камыши хороши -
В озере том обитать он решил.
Озеру ж срок подо льдом оказаться -
Тут от решенья пришлось отказаться.
Без сердца паром, но лошади с ростра*
Глава обернулась сюда.
Любовь моя с сердцем - без совести просто
И не обернулась сюда.
Мы с девушкой той - не спиной друг к другу
В базаре пестром - связаться туго
Узлом из трех слов любовных старались.
Потом по домам - и узы распались.
К иве приладил флаг счастья* проворно
Мой долгожданный избранник.
Камни в него не кидай так упорно,
Брат мой – мой строгий охранник!
Четкую надпись с бумаги
Смоешь и каплею влаги.
Нерукотворные знаки
Сердца ничем не смоешь.
Черный ставь оттиск даже с плеча -
Громкая все ж бессловесна печать.
В каждом пусть сердце печать застенчивая
Запечатлеется, гласность развенчивая.
Яркий мальвы цветок принести
Среди прочего в жертву готовый,
Сделай милость и мне, бирюзовой
Юркой пчелке, и в храм пропусти!
Если в сердце вошедшая здесь не останется,
А религию мне предпочтет,
То и мне молодому одно лишь останется,
Что податься к скитальцам в ритод*.
Препоручил я сердце, случилось,
Достопочтенному ламе, но
Ничегошеньки не получилось -
К милой сердце устремлено.
Хотя и стараюсь - не представляется
Важное ламы лицо.
Ничуть не стараюсь, но представляется
Самой желанной лицо.
Когда душа в состоянии
Учение Будды постичь,
То Будды легко состояния
В сих жизни и теле достичь*.
Из вод хрустальных горного русла,
Из рос лекарственных трав эликсир
Пусть фея небесная в винное сусло
Добавит бродилом целительных сил!
Кто клятву ей даст и вино испьет,
Избавится тот навсегда от невзгод!
Наверху конь воздушный* скачет -
На ветру вьется знак удачи.
Потому что на праздник шумный
Зван я дочерью матери умной.
Хохотливые девушки, вижу, сидят -
На одно мне лицо белозубый их ряд.
Но одна на лицо мое молодое
Быстрым ястребом искоса бросила взгляд.
В сердце самое отклик врос:
- Вечно ль вместе быть? - ей вопрос.
- В смерти если разлуки нет,
В жизни ей не быть! - мне ответ.
С девичьим сердцем буду в ладу -
Благочестия не соблюду.
В уединенный ритод сбегу -
Девичьим сердцем пренебрегу.
Попав ко мне пчелой в тенета, -
Три дня как из Конгпо* всего-то -
Уже тот парень в наваждении
И в страхе за перерождение.
Думать, подруга всегдашняя, смею ж::
Ежели скромности ты не имеешь,
То и прически б могла бирюза
Проговориться - умей бы сказать!
Смеясь белозубо, ведешь ты игру -
Моя голова молодая в жару!
От страсти шалеешь иль просто шалишь?
Прошу, поклянись, что ты сердцем горишь!
Как птицу с утесом свело тех влюбленных,
Кабатчицей-матерью благославленных.
Прошу им помочь - случись по пути
Счастливцев в долгах и невзгодах найти.
Сказать родным слова, что потеплей,
Не довелось - любимому достались.
Их утаить ему от "кобелей"*
Не удалось - вот и враги дознались.
Желанную девушку я,
Охотник, словил, да напрасно:
Скорее судьба, чем судья
Ее увела самовластно.
Безразличен сердцу камень
Драгоценный под руками,
Но чужими чуть возьмется -
Сердце сразу же сожмется.
Любила меня, но другой
Женой своей сделал ее.
С того и сердечной тоской
Иссушено тело мое.
Мою ненаглядную взяли похитили.
Спросить прорицателя надо бы мне,
Зачем навещать меня надо во сне
Бесхитростной девушке в этой обители?
Если все еще девушка эта жива,
Если в доме еще сохранилось вино,
То тебя, молодая моя голова,
Этот верный приют ожидает давно.
Этой девушки матери нет,
Мать ей - персик цветущий, скорее:
В ней расцветшие чувства скорее
Облетают, чем персика цвет!
Милая, с милым не щедрая пылом,
Нравом родственна дикой волчице:
Той без отказа накладывай мяса -
Глядя в горы, все так же дичится.
Норовистой лошади, рвущейся в горы,
Найдутся аркан, и путы, и шоры.
Коль скоро подруга вдруг заартачилась -
Чары бессильны и заговоры.
Ветры со скалами в паре
Орлу истрепали перья.
Людское вранье с лицемерьем
В паре меня истрепали.
В окаймлении свет, в сердцевине мрак -
Несет в себе туча иней и град.
Наставник не в белом, не в желтом, а в черном,
Наставник тот - Будды Учению враг.*
На свежей проталине, все еще стылой,
Уместно ли лошадь пасти!?
В компании новой сердечные с милой
Уместно ли речи вести!?
Дни пятнадцатые луны
Повторяются без новизны:
Посредине живущий заяц*
Жизнь исчерпывает, исчезая.
Месяц текущий исчерпан вполне,
Новой пора наполняться луне.
В благоприятном* начале иного
Месяца я навещу тебя снова.
Вселенская ось, гора Сумеру*,
Непоколебимой будь,
Луны и солнца сохраняй меру
Вращения - время и путь.
Ночь месяца третья освещена
Еще далеко не полной луной.
Пятнадцатой ночью будет полна.
Ты будешь тогда, надеюсь, со мной.
Десять вех совершенства объявший,
Ваджру несущий, клятву давший
Защитник Веры*, силой богов
Исполнясь, низвергни веры врагов.
Прилетела из Мон* кукушка,
Соки жизни в движеньи нашла.
На меня, чуть нашлась мне по подружка,
Тела с духом истома нашла.
Если к бренному сердцем не близок,
Как ни умен, как ни зорок,
В сущности - недоумок.
“Леопардовый” пес иль “тигровый”* ярится,
Да кормежкою все ж приручается.
Почему-то твоя волосатая “львица”
Приручением лишь разъяряется.
Нежность любимой видна во плоти,
В сердце же нежном не ведаю дна.
Мы на земле - черт-те чьи письмена,
Хоть начертали созвездий пути.
Дебри лесные в долине на юге -
Место для встречи мне и подруге.
Не утаилась тайна такая
От говорящего лишь попугая.
Ты, попугай, если хочешь, болтай, но
От посторонних, пожалуйста,тайно!
Густолюдна Лхаса* и знавала
Благородных людей из Чунг-чжала.
Так и та, что меня поджидала, -
Подруга моя из Чунг-чжала.
Стара, желтопега, - собака,
Людей ты умнее, однако.
Как я кану в сумерки эти - молчок!
Как предстану вновь на рассвете - молчок!
К милой ушел я - чуть света не стало,
Снег же - чуть свет - постелил кружевцо.
Тою порой в Потала* обитал я,
Я - Ригдзин Цаньян Чжамцо.
В нижней Лхасе я порой гостевал -
Некто Данзан Бангпо*, гулеван.
Тайна - не тайна с этого дня:
Явны следы на снегу от меня.
Под одеялом со мной - гладкотелая,
Нежная - криводушна подруга.
Под притворную речь захотела ли
Обокрасть ты богатого друга?
Шляпа на лоб надвинута,
Коса за спину закинута.
- Дороги спорой! - сказано.
- Счастливо оставаться, - отвечено.
- Горько расставаться, - сказано.
- До встречи скорой! - отвечено.
Белый журавль, перелетная птица,
Дай мне, пожалуйста, сильные крылья -
Дай облететь весь Литан* без усилия
И без задержки назад возвратиться.
В “зерцале дел” оценится по смерти
Владыкой ада* жизнь твоя, глядишь.
Здесь не бывает надлежащей мерки -
Так пусть найдется там. Да победишь!
Стрела судьбы* неотразима,
И наконечник - в цели.
Давно я встретился с любимой,
И сердце с ней доселе.
Вот попугай - из южного Тибета,
Из Индии павлин - она далече,
Но "Веры Круг" из мест различных света
Их сводит всех - Лхаса* их место встречи.
Людской обо мне молвы
Правдивость себя подтвердила:
Как юноша сделал, увы,
Три шага к хозяйке трактира.
В птичку - ивы душа запала,
В иву - птичья душа запала.
Если совпадают в самом деле -
Их и серый ястреб* не разделит.
В жизни я этой, коротко петой,
Слишком к тебе был придирчив, подруга.
В бездне иного юные снова
Сможем ли снова увидеть друг друга?
Попугай, говорливая птица,
Посиди, пожалуйста, тихо -
В ивняке сестрица дроздиха
Сладкой песней должна разразиться.
В кущи демона-змия* попасть -
Тут, конечно, мы сиры и наги.
Стоит яблоку сверху упасть -
Тут как тут мы и полны отваги.
Лучше бы, прежде всего, не видеть,
Чтобы сердца не терять.
Лучше же, прежде того, не ведать,
Чтоб из сердца не терять.
ЦАНЬЯН ЧЖАМЦО - ОКЕАН СОЗВУЧИЙ
300 лет назад, 14 ноября 1706 года, близ озера Кукунор скончался VI далай-лама, конвоируемый монгольским отрядом в императорский Пекин.
Имя единственного, насколько известно, и совсем не поэтому великого лирика Тибета, сокращенное монашеское имя VI далай-ламы – Цаньян Чжамцо – мало знакомо не только русскому читателю. Случилось так, что лишь в 1915 г. появилась первая публикация текстов великого тибетского поэта за пределами родной страны. Первые же переводы стихов Цаньян Чжамцо появились на китайском языке в сборнике “Тибетские народные песни” в 1954 г. в Шанхае. В 1958 г. увидело свет русское издание этого сборника (в переводах А. Клещенко под редакцией Л. Гумилева), в котором 29 (по нашей оценке) стихотворений Цаньян Чжамцо были анонимны. Но в изданных в Китае на тибетском “Тибетских народных песнях” в 1959 г. указывалась принадлежность некоторых из них Цаньян Чжамцо. В 1961 г. в сборнике М. Дункан “Любовные песни и пословицы Тибета” были представлены английские переводы 85 песен, с оговоркой приписываемых Цаньян Чжамцо. В 1975 г. в книге Е. Кычанова и Л. Савицкого “Люди и боги Страны снегов” приводятся русские переводы 28 стихотворений уже под его именем.
Вместе с тем, еще в 1902 г. российский востоковед Г. Ц. Цыбиков привез из Тибета 333 тома (ныне хранятся в Тибетском фонде Российской академии наук), среди которых были ксилограф и рукопись песен Цаньян Чжамцо. Тот же Цыбиков впервые записал и народные сказания о необычной судьбе VI далай-ламы. Только в 1983 г. появилось научное факсимильное издание названных ксилографа и рукописи, сводного текста и перевода 67 стихотворений с комментариями, осуществленное Л. С. Савицким.
Смертная судьба VI далай-ламы была предопределена не величием его религиозного духа или поэтического таланта, а политической значимостью его сана.
Человеческую же судьбу Цаньян Чжамцо определили случайность и предназначенность мирских встреч и отношений.
Возвышение далай-лам в Тибете и Тибета в Центральной Азии в XVII в. связано с предшественником Цаньян Чжамцо – "великим V" Агван Лобсан Чжамцо, который в союзе с предводителем монголов-хошутов Гуши-ханом утвердил первенство учения Гэлугпа ("желтошапочников") в многовековом соперничестве с учением Кармапа ("красношапочников") и окончательно закрепил ламаизм в монгольских племенах, что не могло не вызвать недовольства маньчжурского Китая. Политическое верховенство далай-ламы установилось ценой раздела власти с регентом как светским главой и с «ханом – хранителем веры» в лице вождя монголов-хошутов. Это обстоятельство открывало возможности для постоянно грозящей китайской экспансии, поскольку установившаяся с 1644 г. в Китае маньчжурская династия Цин повела агрессивную политику против соседей.
За три года до своей кончины (умер в 1682 г.) V далай-лама назначил регента. Им стал крупный политик и ученый, автор многочисленных сочинений по астрономии, истории и медицине, дэба* Санчжай Чжамцо, являвшийся, по некоторым сведениям, его сыном, которому удавалось, сохраняя власть в своих руках, скрывать смерть V далай-ламы в течение 15 лет, объявив о его удалении для медитации в глубинные покои дворца Потала. Но через три года после смерти V далай-ламы Санчжай Чжамцо осуществил поиски его перерожденца, который был найден в южной области Тибета – в Мон-цзон. VI далай-лама родился 28 марта 1683 г. и в качестве перерожденца 12 лет тайно воспитывался образованными ламами в замке Нанкарцзе под присмотром самого Санчжай Чжамцо, что, по-видимому, наложило светский отпечаток на личность VI далай-ламы.
В начале 1697 г. Санчжай Чжамцо был вынужден сообщить о существовании VI перерождения далай-ламы, поскольку незадолго до этого для встречи с V далай-ламой прибыла духовная миссия из Китая, которая с этим известием и отбыла к императору Канси (1654 – 1722).
Летом того же года VI перерожденец прибыл в Лхасу, 31 октября он дал II панчен-ламе первые обеты, получив
предварительное монашеское звание "гэцул", сопоставимое с чином послушника православного монастыря, и новое, подобающее дарованию имя Лобсан Ринчен Цаньян Чжамцо – Драгоценный Мудрец Океана Созвучий. Наконец, 8 декабря VI далай-лама официально вышел из медитации, что оповестило о его интронизации и о смерти V далай-ламы. Положение владыки Тибета, видимо, не слишком обременило Цаньян Чжамцо благодаря стараниям регента и в то же время открыло неожиданные возможности пить полной чашей из запретной светской жизни, проводя время во дворце Потала в Лхасе и в летней резиденции в монастыре Брайбун. Когда же в 1702 г. пришло время по традиции дать окончательные обеты и получить полное монашеское звание "гэлонг" – VI далай-лама беспрецедентно отказался принять окончательное посвящение, несмотря на настоятельные просьбы II панчен-ламы. Видимо, Цаньян Чжамцо устраивала жизнь светского монарха и мало привлекала роль духовного владыки ламаизма. Скорее всего это отвечало и стремлениям его воспитателя Санчжай Чжамцо.
Вскоре резко изменилась политическая ситуация. Весной 1703 г. Лхавсан-хан, младший из правнуков Гуши-хана и с 1695 г. подданый Китая, отравил своего старшего брата и заполучил власть над тибетскими монголами. В это же время Санчжай Чжамцо совершил попытку отравить самого Лхавсан-хана, но тот был спасен от яда одним из лам. Летом II панчен-лама признал «ханом – хранителем веры» Лхавсан-хана. В этом же году Санчжай Чжамцо вынужден был отказаться от полномочий регента, но передал их своему старшему сыну. Борьба за главенство между двумя властями Тибета, подогреваемая Пекином, разгоралась. В начале 1705 г. Санчжай Чжамцо, сохраняющий свой политический вес и поддерживаемый предводителем джунгар Галдан-ханом, подготовил вооруженное покушение на Лхавсан-хана, снова закончившееся неудачей. Сразу же после этого у гробницы V далай-ламы в Потала состоялась встреча представителей всех властей Тибета, на которой Лхавсан-хану было предложено удалиться из Лхасы к озеру Кукунор. Последний, выказывая покорность, удалился, быстро собрал достаточно сильное войско, вернулся и, без труда преодолев организованное Санчжай Чжамцо сопротивление, вошел в Лхасу. Тибетские властные круги, чтобы погасить пламя военного конфликта, предложили удалиться из Лхасы в этот раз Санчжай Чжамцо. По дороге тот попал в засаду, был схвачен монголами и тут же казнен.
Император Канси одобрил действия Лхавсан-хана и пожаловал ему лестный почетный титул «хана – спасителя веры», одновременно выразив недовольство VI далай-ламой и сомнение в его подлинности. В начале следующего года Лхавсан-хан поставил перед государственным прорицателем-ламой Тибета вопрос: является или нет Цаньян Чжамцо истинным перерождением V далай-ламы? Получив ответ, Лхавсан-хан в июне 1706 г. публично обвинил Цаньян Чжамцо в неблагочестии и направил его под арест в монгольский военный лагерь Лхалу близ Лхасы. Через две недели, несмотря на не прекращающиеся волнения тибетцев, VI далай-лама был объявлен низложенным и отправлен под конвоем к богдыхану в Пекин. Когда караван проходил мимо монастыря Брайбун, монахи напали на него и отбили Цаньян Чжамцо, после чего снова поставили вопрос перед государственным прорицателем об истинности VI перерождения далай-ламы. Утвердительный ответ оракул дополнил замечанием о том, что далай-лама находится в сетях злых сил. Такой ответ не мог ни утвердить, ни опровергнуть правомерность действий ни одной из противоборствующих сторон. Войска Лхавсан-хана окружили монастырь Брайбун и потребовали выдачи Цаньян Чжамцо, и тот добровольно оставил монастырь, который все же был захвачен и разрушен. Караван с VI далай-ламой продолжил свой путь в Китай. Менее чем через полгода вблизи озера Кукунор Цаньян Чжамцо скончался: по китайской версии – по причине болезни, по тибетской – от насильственной смерти.
После кончины Цаньян Чжамцо на протяжении 12 лет было еще два VI далай-ламы: один был найден Лхавсан-ханом, но так и не был признан, другой – самими тибетцами и считается у них VII.
Судя по некоторым историческим свидетельствам и по не всегда скромным для сана далай-ламы стихам самого Цаньян Чжамцо, скорее всего, большую часть из пяти запрещенных для монаха мест – кабак, публичный дом, разбойничий притон, царский дворец и бойню – своевольный поэт все же посещал. Нарушались им, видимо,
и другие буддийские заповеди. Политические противники Тибета сочли такое небрежение к канонам удобным поводом для расправы с Цаньян Чжамцо, но трагедия ранней гибели освятила его личность и народная молва не давала первородному VI далай-ламе уйти из жизни.
По некоторым легендам Цаньян Чжамцо чудесным образом исчез у озера Кукунор, а потом объявлялся в разных краях в образе то бродячего песнопевца, то пастуха, то нищего, затем снова исчезал и, наконец, умер то ли среди монгольских пастухов, то ли созерцая в одной из пещер южнее Лхасы. В одной из легенд Цаньян Чжамцо с неким нищим отправился из Тибета в Индию по святым местам, по возвращении он с ним расстался, получив от него в подарок нож, и направился в Монголию. Там он нанялся пастухом, и однажды хозяева обвинили его в пропаже нескольких овец, задранных волками. На другой день он принес связанного живьем волка, протянул хозяевам свой нож и предложил им самим убить виновника. Хозяев поразила такая святость пастуха, и они стали относится к нему почтительно. По другим легендам у него в нарушение обетов была страстная любовь с одной женщиной, и она или родила, или должна была родить от него сына, которому было уготовано унаследовать власть в Тибете или даже стать властелином мира. Китайские астрологи уведомили об этом своего
богдыхана, и по его приказу женщину не то вместе с сыном заключили в тюрьму, не то просто убили, а далай-ламу изгнали в Монголию или должны были доставить в Пекин, но с дороги, как записал Г. Цыбиков, "опальный далай-лама послал ко двору труп своего случайно умершего спутника, выдав за свой, а сам, переодевшись нищим-монахом, скрылся и бродил инкогнито по разным местам непросвещенной Монголии, родного Тибета и священной Индии". Таковы вкратце обстоятельства жизни, смерти и бессмертия VI далай-ламы.
Что же касается Цаньян Чжамцо как лирика, то его стихи стали народными песнями и почти утратили имя автора. Большей популярностью мог бы гордиться, пожалуй, лишь великий перс Шамседдин Хафиз (1325–1389).
Творчество и судьбы многих выдающихся поэтов, разнесенные в человеческом пространстве и времени, имеют подчас поразительные совпадения.
Если верно, что Цаньян Чжамцо, был погублен, то можно назвать и других, так или иначе трагически ушедших поэтов. Это и павший в бою древнейший из лириков эллин Архилох (VII век до н. э.), и погубленный дуэлью А. С. Пушкин (1799–1836), и расстрелянные XX веком поэты – русский Николай Гумилев (1886–1921) и испанец Федерико Гарсиа Лорка (1898–1937).
Если заметить, что Цаньян Чжамцо прожил всего 23 года, то можно обнаружить, как много поэтов не дожили до своего тридцатилетия. Среди них и Шандор Петёфи (1823 – 1849), погибший за независимость Венгрии в позапрошлом веке, и Павел Васильев (1910–1937), ставший жертвой не столь давних сталинских репрессий. В том же ряду убитый на дуэли Михаил Лермонтов (1814–1841), в его переложении известный мотив Генриха Гейне (1797–1856)
Они любили друг друга так долго и нежно,
С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной!
Но, как враги, избегали признанья и встречи,
И были пусты и хладны их краткие речи.
Они расстались в безмолвном и гордом страданье,
И милый образ во сне лишь порою видали.
И смерть пришла: наступило за гробом свиданье...
Но в мире новом друг друга они не узнали.
поразительно отвечает элегии VI далай-ламы
В настоящей короткой жизни
слишком много просил [у тебя] –
позднее [в ином ] юные годами
друг друга сможем ли увидеть?
Поэтическое наследие рано сраженного болезнью Николоза Бараташвили (1817–1843) так же невелико по объему, но занимает в грузинской культуре столь же великое место, как и песни Цаньян Чжамцо - в тибетской.
С мудрейшим старцем Омаром Хайямом (1048–1123) легендарного тибетца сближают не только содержательные совпадения, но и малость формы произведений, что характерно также для некоторых китайских лириков и японской поэзии в целом.
Искушенный читатель, несомненно, найдет и другие параллели и пересечения вдохновений Цаньян Чжамцо в мировой лирике, а также, понимая общечеловеческую значимость достижений Тибета в духовной сфере, может найти, что выдающемуся месту, которое занимает поэзия Цаньян Чжамцо в тибетской культуре, вполне соответствует достойное ей на мировом Парнасе.
ПРИМЕЧАНИЯ
Сведения для послесловия и примечаний почерпнуты, в основном, из главного труда Г. Цыбикова "Буддист-паломник у святынь Тибета" (Цыбиков Г. Ц. Избранные труды в двух томах. Новосибирск. 1981.) и исследования Л. С. Савицкого, а его переводы из той же книги (Цаньян Джамцо. “Песни, приятные для слуха”. М. 1983.) легли в основу версификации настоящего издания произведений Цаньян Чжамцо.
Стр. 3. Полное имя VI далай-ламы - Лобсан Ринчен Цаньян Чжамцо (Драгоценный Мудрец Океана Созвучий), сокращенно - Цаньян Чжамцо. Имя Ригдзин, возможно, часть его первоначального.
Стр. 11. Эпитет "бирюзовый" связан с популярностью этого камня в Тибете и соответствует русскому фольклорному "красный" в значении "красивый, яркий, хороший".
Стр. 23. На носу парома помещалось вырезанное из дерева изображение головы лошади, обращенной к корме.
Стр. 27. Флаг счастья (удачи) - молитвенный флаг с изображениями и надписями молитв и заклинаний.
Стр. 35. Ритод - монашеская келья или скит.
Стр. 41. Т.е. миновать череду перерождений.
Стр. 45. Воздушный конь или конь-ветер - изображение коня, символ успеха (см. примечание к стр. 27).
Стр. 53. Конгпо - область на восток от Лхасы.
Стр. 61. В дословном переводе "олени-самцы".
Стр. 81. В одежде ламаистского духовенства преобладал желтый цвет, миряне чаще всего носили некрашеную белую одежду. Черную одежду носили адепты какой-то другой религии.
Стр. 85. По китайским поверьям в полнолуние на диске луны виден "лунный заяц", который толчет в ступе снадобье для элексира бессмертия. В древнеиндийском рассказе бодхисаттва Гаутама был в одном из перерождений зайцем и принес себя в жертву, в награду заяц был помещен Индрой в лунный шар.
Стр. 87. Период роста луны, т.е. первая половина месяца, считается тибетцами благоприятным.
Стр. 89. В древнеиндийской космогонии плоская Вселенная состоит из четырех миров и ее середину вглубь и ввысь пронизает высочайшая гора Сумеру.
Стр. 93. Десять вех - десять ступеней самосовершенствования бодхисаттвы, являющему адепту буддизма образец на пути к достижению нирваны.
Ваджра - скипетр, оснащеный лезвиями-перунами.
Защитник Веры - одно из многочисленных охранительных буддийских божеств.
Стр. 95. Мон - область в южном Тибете, родина Цаньян Чжамцо.
Стр. 99. “Леопардовая” и “тигровая” - тибетские породы собак. Кроме того, "волосатые собаки" - мифические животные ада.
Стр. 105. Лхаса - административная столица и религиозный (ламаистский) центр Тибета.
Стр. 109. Потала - дворцовый комплекс, возвышающийся над Лхасой и являющийся резиденцией далай-ламы.
Стр. 111. Нижняя Лхаса - собственно город, которому здесь неявно противопоставлен дворец Потала.
Данзан Бангпо - Превосходный Владыка.
Стр. 117. Литан - местность на востоке Тибета.
Стр. 119. Владыка ада - владыка смерти Яма, властитель над душами во всех трех мирах - подземном, земном и небесном, личный судья каждого умершего.
Стр. 121. “Стрела судьбы” означает, возможно, какое-то гадание с помощью стрельбы из лука.
Стр. 123. Лхаса - буквально "Земля богов".
Стр. 127. Серый, или монгольский, ястреб придает стихотворению и второй - политический - смысл.
Стр. 133. Демон-змий* - одно из мифических полубожеств, подобных древнеиндийским нага с головой человека и телом змеи, - обладает сверхестественной силой и обитает на деревьях.
Стр. 138. Дэба - начальник крупной отрасли управления.
Комментарии читателей:
Комментарии читателей:
Комментарии читателей:
« Предыдущее произведениеСледующее произведение »