Мартин Мелодьев «Из семейного архива»




Из семейного архива


«Два чувства равно близки нам

и доставляют сердцу пищу ... »

Пушкин


Пружаны... Кобрин... Жабинка... Брест...

читаю, медля над каждой вёской.

Объят белорусско-литовско-польско-

еврейской печалью текст.


В наклонном почерка освещенье

растут, во тьму удлиняясь, тени,

как белый флаг над стеною гродской,

над Пущей взошел туман.


Усадьба ловчего, герб Trzy Klosy,

фольварки, дворищада погосты

двух чувств, равно близких нам.



* * *                                              

«Иных уж нет, а те далече…»

Италия.

Плывут корабликами свечи

у алтаря.


Ложится звездами фарватер

на черный плат,

Silentium… Спит Богоматерь

у Царских врат.


Блестит колечко золотое

с ее руки.

...Минута полного покоя

за все стихи.


А завтра снова будет Вена

плести свой вальс.

И что — Верона? что — Равенна

для этих глаз?



* * *

Рубает бодрый поселянин

свои биточки по-селянски,

и горько плачет северянин,

склонясь над картою Аляски,

о том, что жизнь прошла по-блядски...

А я скитаюсь отморозком,

распространяя эти сказки

между Есениным и Бродским,

где в чистом поле мчится скорый,

а сбоку скачет жеребенок;

скрипят, не мазаны, рессоры

и выпивают двое женок.

Дом с мезонином, дом с карнизом,

дом с дверью...

Домский дом с собором,

и щеголяет маньеризмом

румяный ангел с голым низом.

И даже в слове«незабаром»

родное ухо чует пьянку.

А кто-то поднимает планку

между Есениным и Бродским.


А люди скажут: "Ну и Бог с ним!" —

и будут правы.


***

Осенней грусти беспредметной

Плевать, что мы совсем не пара.

Пестрит березовой монетой

Точильный камень тротуара.

Пропущенный сквозь мясорубку,

Холодными жгутами — дождь.

Позвольте предложить Вам руку,

Мадам, садящаяся в «додж»!


Мадам! Ни рожек и ни ножек

Не остается в этой хляби —

Позвольте Вам сказать как другу,

Хотя рифмуется с «как бабе».

Прощай, зеленый призрак лета!

В разводах серого муара

Течет асфальтовая лента,

Оттянутая для удара.


Пространство времени коварно,

Мадам! Колоннами попарно

Бегут машины по шоссе,

Крупитчаты, как соль на ране,

От нас, а может быть, за нами —

Как телефоны с номерами,

Как белки в колесе.



ХУДОЖНИК


Холодные белые куклы —

Плывут над землёй облака.

Под вывеской "Овощи-фрукты"

Художник достиг потолка,


И смотрит он, кисти роняя,

Как музыка в небо идёт,

По чёрному морю рояля

Серебряным парусом нот.


Он так одинок на пленере,

А сбоку, и рядом, и за —

Ночные бесшумные звери

Таращат большие глаза.


И сколько верёвочке виться,

Не знают ни кот, ни лемур.

И так восхитительно снится

Заснеженный Витебск ему!



SONNET *


Звучал твой голос в сердце у меня,

Как шум волны у диких берегов.

Так древний дуб стоит, листвой звеня,

На дождь и солнце небо расколов.


Но жаркий шторм, рожденный в синеве

Обманчивых тропических широт,

Вдруг налетев, ударил Вас, мой лев!

Мой бедный лев, как птица сбитый влет.


Напрасно пальцы шарят по песку

В надежде отыскать живую плоть.

Не воскресить ни птицу, ни строку,

В недобрый час покинувшую порт.


Неколебима лишь земная твердь.

А нам, снежинкам, падать и ржаветь.


* Вольный перевод с английского стихотворения

моей дочери.




Вальс памяти Макса Кюсса.


/ Макс Авелевич Кюсс,

военный музыкант, капельмейстер.

Автор одного из самых известных

русских вальсов.

Погиб в оккупированной Одессе в 1942г./


Ну, где Одесса, и где – Амур,

дальневосточный кус?

На глухомань наводя гламур,

вальс сочиняет Кюсс.


Прячется Владивосток в ночи,

черный плетень городит рука…

нежно и медно – так зазвучит

капелла его полка,


Так – разлинованный нотный лист –

головы всем вскружил

вальс, потому что его мотив

сдержан, зато не лжив.


Теченье лет, шелестенье дней,

“Волны” не сходят с уст.

Жертвой второй моровой войне

стал капельмейстер Кюсс.


Волны…Не знаешь, куда и плыть,

…хоть бы оркестр играл.

Не позабыть – и не воскресить

тот, допотопный, бал.


* * *

Лене Котановой


Вечерние – ложатся облака

печатямипо зеркалу небес.

Дня медленно пустеющий бокал

клонясь к закату, набирает блеск.


Еще один, последний, перегон

на линии вдали от берегов –

и колесо скользнет за горизонт,

и луч зеленый, если повезет.


И сумерки придвинулись к холсту,

пыльцою фонарей мерцает верх…

Пространство, поднесенное к лицу,

как золотой рождественский орех.


Водоворотом праздничным кружа,

шатаются игрушки во хмелю –

и мчится карусель! – не удержать, –

по лестнице, ведущей к декабрю.



* * *

Пахнут волосы солнцем

Позабытых времен,

Шепчут волосы соснам:

– Мы вам запах вернем.


Ветер хлопает ставнями…

Не ищи, не зови!

Моют женщины травами

В реках косы свои.


Путь по звездам и росам

Их ведет, потаен…

Пахнут волосы солнцем

Позабытых времен.


* * *

У моей болгарки губы жарки,

солнечным лучом очерчен профиль.

У моей соседки свет-болгарки –

самый крепкий, самый черный кофе.

Быстрый взгляд, отважный и открытый,

сто цветов цыганского романса

и – могла бы зваться Маргаритой –

чувственность, лишенная жеманства.


... старых плит замшелые бараки,

цвета брынзы тусклые надгробья,

ночь стоит мрачнее сомалийца

в закадычных лентах пулеметных.


В чистом поле тает след болгарки,

оставляя в сердце неудобья.


* * *

Минуты нечаянной лени,

вокруг – хоровод ветерков,

а в небе летели тюлени,

принявшие вид облаков.


Большими телами летели,

и не было им тяжело,

и солнце их белые дрели

горюче, играючи жгло.


А тени их темные длинны,

как будто слетевшие с нар,

где крутят живые картины,

терзая волшебный фонарь.


И век бы сидеть в холодочке,

и чтоб ни былого, ни дум.

Ни строчки, ни ручки, ни точки –

а тучи летят наобум.


ЭКСКУРСИЯ


«Новоси-б-р-р-ск?» - поморщатся брюзги.

Бесспорно, есть стариннее места.

Есть города, пошедшие с избы,

а этот начал строиться с моста.

Новосибирск! Я старый твой ландскнехт,

я жил на Башне, город сторожил я,

и тополиный пух летел как снег,

и были длинны осени и зимы,

дымы и трубы. Много есть примет,

в Новосибирске, что неизгладимы.


… Вечерний парк, отрада горожан.

Пропитан воздух сладкой резедою,

идешь ты, современен, моложав,

сквозь бабушек с их вечной дерезою.

Вдруг – памятник, – и руки, как стрижи,

мгновенно вылетают из карманов.

Здесь на века застыла в камне жизнь,

прост памятник, поскольку он о главном.

Остановись у каменной черты:

четыре вертикальные плиты,

литые буквы смотрят с пьедесталов.

Фамилии погибших видишь ты

их совпаденья, до инициалов,

и у подножий алые цветы.


Aeternum ...спит военный монумент.

Но где же те, давнишние, скульптуры,

произведенья гипсовой культуры?

Вон там стоял – или стояла? Нет,

неведомого мастера созданье – стоял...

стояло... в общем, изваянье

с увесистой ракеткою в руке

и улыбалось, а невдалеке,

неразлучимы словно Диоскуры,

на общем постаменте – две фигуры.

Певица из таверны, верь! с тобой

мой робкий стих соперничать не станет.

Остался постамент, потом фундамент,

потом квадрат... Квадрат порос травой.


2

Нам часто снится молодость, дразня

своей несуществующей загадкой –

как будто книга с выцветшей закладкой,

захлопнутая в сутолоке дня.


… Научный городок; его звезда,

взошедшая когда-то так высоко,

от Балтики до Дальнего Востока

была видна. Пожалуйте сюда.

Сначала Шлюз ... деревья фонарей

разубраны полуночной водою,

и прошлое чурается своей

прямой задачи: встать передо мною.


Шоссе, пятно луны в размытом круге,

изнеженная графика берез,

и сосен молчаливые зверюги,

и светы фар, и шелесты колес,

и цепь машин, и смена построений,

дорожных знаков синие цветы –

и точки неизвестных предложений,

пробитые в копирке темноты.


Проспект Ученых...

скоро сквозь листву ты

увидишь – проступают корпуса.

Спит городок, уснули институты,

храпят вахтеры, дрыхнут чудеса.


Генетик! Мой привет тебе особо,

мы существуем парой: ты и я.

Ты ловишь в окулярах микроскопа

комбинаторный призрак бытия

и тоже не одну напишешь книжку

о том, что мир устроен кое-как,

и свалишь с кочана на кочерыжку

ответственность за лист, что съел червяк.

И ты во всеоружии науки

пренебрегать собратом не спеши.

Давай с тобой пожмем друг другу руки...

в конце концов, мы оба хороши.


3

Ноябрь...

молочные коктейли

свертела вьюга ночью за окном.

Волошинского Крыма акварели,

где розовый на сизый заменен,

а ветер тот же, что и в Коктебеле.

…А вместо гор пустынные дома,

а вместо теплых – стылые тона.

А ветер тот же , что и в Коктебеле.





Комментарии читателей:



Комментарии читателей:

Добавление комментария

Ваше имя:


Текст комментария:





Внимание!
Текст комментария будет добавлен
только после проверки модератором.