Как не старался я сторониться леса, но все-таки нашел на людоеда.

- А ну-ка поди, поди сюда, а то догоню, - сказал мне он, опершись о дуб.

Я не знал, что и придумать на этот случай, и просто подошел. Это был такой большущий человечина.

- Пойдем, пойдем со мной, - сказал он, забирая мою руку в свою сильную лапищу. – Я давно уж не принимал гостей.

Я поплелся за ним в глубину леса, куда совсем мне не была дорога, сам говоря между этим:

- А чего ты, нечасто, получается, людей встречаешь?

- Нет, нечасто. А как померла моя жена, так я едва помню, каков у людей вид, потому что она всегда сама приводила с собой каждый месяц. Теперь-то мне и поговорить не с кем.

- Это, наверно, была говорливая жена?

- Да, говорливая.

- А моя все равно говорливей. Ни за что не поверю, чтобы твоя была говорливей.

Но я тут же пожалел, что завел про жену, потому что людоед тотчас принялся узнавать:

- А что, есть у тебя, говоришь, жена? Как она собой женщина? Большая, любит ли есть мясное?

- Нет, а больше овощи, грибы… А давно схоронил жену?

- Грибы – они тоже как мясо годятся, и растят мясо на теле. Грибы всегда хорошо есть... А про что ты меня спросил?

- Про жену… давно, говорю, как схоронил?

- А зачем это – хоронить? Мы не хороним… Это у вас – хоронить поведено, а у нас продукт не пропадает. Так это, а ты любишь грибы? Сам-то их любишь есть? Грибы-то?

- Да я редко их ем. Я, сознаюсь, до грибов не любитель. Противные…

- Это так твоя жена тебе готовит – вот и выходят противные! А я еще думал, с умным говорю. В грибах-то ты, я гляжу, просто никакого разбору не знаешь. От грибов мясо растет.

Когда он сказал это про грибы, я увидел впереди за дубами строения из поваленных дерев, которых корни безобразными страшилищами исходили из всех углов престранных этих строений. Людоед тоже глядел вперед, а сам все держал мою руку – он, наверно, забыл про нее, да и я уже начал забывать, потому что рука онемела, будто ее и нет.

- Это вот хата моя, здесь жили… - произнес он с некоторой тоской, когда мы уже, пробравшись через обломки веток, потопленные в болотистой почве, приближались к хате. - На этом месте осторожней, порог устроен с умыслом против ног: там много отломленных ног скопилось. Здесь жили с женой...

- Сам строил? – спросил я с изумлением.

- Все сам, все сам, да с женою моею. Без нее бы туже шло, она деревья хорошо валит… Повалит, потащит… это крысы, их не топчи. Сядь со мной сюда.

Я сел на пень, подставленный к столу – стол был почти обыкновенного вида, как сделанный руками. Пока людоед затворял дверь на засовы, я оглядел комнату: была она кругом такая, будто это накиданные деревья, а не комната. В одном углу стояло неопрятное чучело медведя, на которое еще набросаны медвежьи шкуры. Из земляного пола пробивались у стен молодые дубки, из которых ни один не имел более трех веток. По самой середине был остов костра, две рогатки да кости. Потолок был таков, что его нельзя ни описать, ни запомнить – бурелом над головой. Окно было годное. Людоед сел тоже на другой пенек и нагнулся под стол, да разогнулся с кувшином:

- Хлебни этого березового соку с грибами – больше ты такого нигде не хлебнешь.

Я уже и вправду не думал хлебнуть более никакого соку, и смело попробовал этот, который весь был коричневого цвета, с лисичками. Сок действительно оказался березовый, но из-за грибов противный.

- Каков? А?

- Непривычный… Грибы все портят.

Тут людоед выхватил у меня кувшин и брякнул его около себя:

- Чего? Как ты сказал – грибы портят? Да эти грибы… да без грибов… - он не нашел, что сказать и влил в глубокую свою глотку половину кувшина и стал жевать грибы, что-то себе непонятно ворча.

- Сразу и пища, и питье, - говорил он невнятно, ковыряясь ногтем в зубах. - Где еще ты такое видал?

- Да только вот у тебя.

- Что ж, теперь совсем осмелеешь? Скажешь, и винопийцам грех?

- Грех.

Людоед какую-то словно тяжесть принял на лицо.

- По мне, - говорил я, - всяко лучше сок сам по себе, а вообще хорошо – когда бы гранатовый.

- Не знаю ничего про гранатовый, - отвечал людоед, гуляя глазами. – Это какой-то заморский овощ, который, может, и есть нельзя.

- Гранат – нельзя есть? – не выдержал я такого слова. – Он сердце укрепляет, насыщает кровь! А вкусом он таков, что и вина можно не пить – пей один сок из граната…

- Насыщает кровь? - людоед обратился весь ко мне. - Так, значит, говоришь, много ты ешь гранатов?

- Да так, не то чтобы слишком… Это по праздникам… Продукт дорогой.

- А мясо человечье не едал? – спросил тут он.

- Ну, нет, это у нас не принято… У нас это считается за грешное дело, да и вкус его – вопрос спорный. Может, и никакого вкусу нет.

Людоед смотрел на меня с укором.

- Сильно вы заблуждаете про ваш вкус. Не едал – а говоришь, как будто бы изведал.

Сказав это с обидой, он сложил руки на стол и отвернулся в окно. Я хотел исправить свой промах, но не знал, какими словами это сделать. Наконец сам он повернулся ко мне:

- Если обложить как надо грибами, то есть лисичками, да дать еще наобщиться им друг дружкой вместе, да потом подпечь сначала одни грибы…

В это время упало гнилое дерево и раздробило изгородь около псарни, откуда послышался визг и сразу лютый лай.

- Ах, этот дуб, свороти его земля! – людоед стукнул кулаком в стол. – А когда б в хату! Убьёт когда–нибудь, уйду за женою. Скажешь, это за грехи? Как скажешь?

- За грехи.

Людоед тяжело думал и глядел в окно, на псарню, где уж только скулили. Неожиданно он встал и начал отворять дверь, потом подозвал меня:

- А ну побеги до псарни: когда станешь бежать, то беги чтобы из всей силы. Будешь полпути – побегу я за тобой. Если догоню тебя до псарни – не пущу, ворочу.

Я побежал до псарни, а как осталось до нее полпути, так и разлаялись собаки лаем, и побежал за мной людоед, и догнал меня, когда мне еще нужен был только один шаг.

- Вернись-ка, видно, в хату, - сказал он мне, и потолкал меня обратно по грязи, которой я даже не приметил, бежавши.

Он ввел меня обратно в хату, да пустил у порога.

- Зачем слабо бежал? Точно, худо ешь… Я, скажешь, тебе виноват?

- Не Христиане вы. Меня-то Бог хранит, а тебя накажет, - только и сказал я.

- А ну, побеги еще – успеешь ли теперь?

Когда я бежал, то помнил про собак и не испугался их лая, не замедлил. Людоед побежал, но догнал меня только когда я уже как раз поравнялся с псарней, где псы задыхались своим лаем. Он толкнул меня, еще бегущего:

- Не останавливайся, смотри!

Но я не удержался и упал в грязь. Я думал подняться быстро, но сделал это с трудом, и когда стал на ноги, то уж и сторон не мог узнать – так вертелось в глазах.

Сзади утих собачий лай. Я обернулся туда и увидел, что там навалены вывернутые деревья, и корни их торчат во все стороны безобразными страшилищами.

06-09.12.14

---

Комментарии читателей:

Комментарии читателей: