Осень Владимира Данилушкина05.11.2010

"Помнится серия анекдотов давнего времени: мол, японские легковушки, их корпуса, из такой тонкой жести штампуют, что наши консервные банки прочнее.

Прошло больше двух десятков лет, на магаданских улицах сплошной поток японских машин, с редкими включениями наших. 1:20, я думаю.

Тем временем жена велит открыть банку сгущенки: внук с блеском справился с первой в году контрольной по математике, нуждается в поощрении, вот она и тортик сооружает. Коржи купил я накануне, питерские. Осталось пропитать их необычайно вкусным кремом из сгущенки, выбрав такую, чтобы из натурального молока, а не из пальмы. Такая сгущенка изредка еще встречается, только места знать надо. Приладились ее продавать в пластиковой упаковке. Но я нашел натуральный продукт в натуральной железной банке. Не весь металл еще перевели.

Вонзаю консервный нож в крышку, он идет с трудом, рывками. Затупился, что ли за прошедшие годы? Или у меня рука ослабла? Да и ослабла, экая невидаль! Вон сколько лет набежало. Но вот что печалит: рука плохо держит, банка, того и гляди, вырвется. Сжимаю покрепче, еще крепче, и банка вдруг сминается, теряет цилиндрическую форму. Тоньше стала жесть. Что и требовалось доказать: жизнь-жистянка не стоит на месте. Теперь консервную банку надо осторожней с «Тойотой» сравнивать.

А ведь вот о чем подумал: консервная сталь, считай, по пацанским меркам – стратегический товар. Мы из консервных баночек в свое время наконечники для стрел делали. Стрелы – из стеблей камыша, а консервная банка превращала их в грозное оружие. Пусть детские забавы, но в крайнем случае можно охотиться на пушного зверя и водоплавающую дичь.

А банки кончатся? Что ж, пропадать тогда в нашем краю непуганого зверья?

А тут внук-второклассник из школы возвернулся. Мама его на «Тойоте» привезла. Мальчик впечатлился, но не о контрольной рассказывает, а о том, что к ним на урок приходил археолог, показал оружие с древних стоянок. Каменные наконечники и топор. Вот это да! Стало быть, нам подсказка. Вот что с внуком надо – каменные наконечники, освоить – по примеру предков нынешних эвенов и коряков. Тут есть стоянки и по четыре тысячи лет, и по двадцать тысяч – на Ольском плато. Каменного сырья вокруг навалом.

Пообедали, пошли гулять. И заглянули с мальчишкой в магазин «Оружие». Там, наряду с охотничьими ружьям и травматическими пистолетами, оказывается, к моему совершенному обалдению, продают портативные арбалеты и спортивные луки. И, что еще удивительнее – рогатки. Плати тысячу и стреляй до посинения, камушков найти на улице – не проблема.

Когда-то мы сами такое игральное оружие мастерили, пуляли на пустыре по консервным банкам с другом Валеркой.

Трудоголики-азиаты рынок завалили всякой всячиной, отучили пацанов луки мастерить и даже рогатки. Воздушного змея, если горишь желанием, покупай за 400 рублей и неси на свежий осенний ветер запускать. Не заморачивайся. А я тужусь помочь мальчику склеить воздушный аппарат тяжелее воздуха, да все невпопад.

Да, что примечательно, две боевые стрелы у нас есть в шкафу: американцы подарили, когда внука еще и в помине не было. Народная дипломатия была в ходу, охотники с Аляски приезжали, чтобы нашего медведя древним способом завалить. Тут их встречали хлебом-солью и по чуть-чуть. И подавалось это как верх гуманности в охотничьем деле.

Бабушка нашего внука была гораздо моложе, блистала кукольной красотой и работала на телевидении, тех американцев магаданской публике в передаче представила. По-американски задавала им вопросы и переводила ответы. Разговор был, конечно, малозначительный и не запомнился. А вот сувенир остался. Стрелы из хорошего дерева сделаны, толщиной с карандаш, отшлифованы, дерево заморское, пахнет само по себе приятно, как карандаши кохинор. И наконечники на них остроты необычайной, словно кинжальчики обоюдоострые. Внук давно с ними знаком и замирает, не решаясь тронуть пальчиком их стальное лезвие бритвенной остроты. Не думаю, что это произведение американских умельцев. Скорее всего, китайцы постарались, мне думается. Япония да Китай наперегонки стараются. Не удивлюсь, если и каменные наконечники, изготовленные в Поднебесной, появятся в фирменном оружейном магазине.

Последняя неделя сентября. Иду по солнечному утру. Слепит глаза низкое осеннее солнце, и думается, что пасмурная погода как-то приличнее была бы в эту пору. Вот ведь как старый человек устроен, все не так: и дожди, будь они неладны, и ведро. Снега ждем с замиранием сердца, гололеда. А падает несколько капель, но сегодня сухо.

Плохо с таким низким скользящим светом. И в очках, и без очков. Как бы неровности асфальта одолеть, не упасть. Руку приложил козырьком, иду наугад, вперед наклонился. Сильнее, сильнее. Чуть ли не на четвереньках ползу.

«Поклонитесь колымскому солнцу». Кто-то придумал такое название. А-а, вспомнил, Гаврил Колесников. Репрессированный писатель. Почти сорок лет назад я писал об его книге, не зная всех обстоятельств жизни. Просто не писали о лагерях.

Потом узнал. И он узнал о моем существовании, московскую книжку прислал с автографом, как связь поколений.

Иду на восток, осенний свет залепляет глаза, приглядываюсь, еле угадываю искаженную картину, асфальт, сменивший железобетонные шестиграннички тротуаров. Недолго и грохнуться. Я ведь падал в прошлом году на ровном месте, палец ушиб.

Надо было дома сидеть, не смешить народ, дождя для прогулок дождаться. Пусть молодежь ходит, делает бизнес.

Но, вижу, старушка, товарищ но несчастью, сгорбилась, навстречу идет, и такое от нее понимание и улыбка. Взгляд исподлобья. Но не от угрюмости, а от колымского солнца.

Колесников умер, когда стали говорить и писать о лагерях, не таясь. Прислал с Дона письмо и опубликованный в местном журнале рассказ, как лагерники на Колыме зоофильствовали с собакой, а потом убили ее и съели. Он умер, не успел я ответить. Уж двадцать лет минуло".

Комментарии читателей:

• Добавить комментарий