Геннадий Прашкевич о политике и волшебстве31.01.2012

На прошлой неделе на «Томском Обзоре» прошла третья пресс-конференция писателя Геннадия Прашкевича.

Геннадию Мартовичу задали более 50 вопросов из разных уголков России и мира.

«Спасибо всем, кто участвовал в нашей конференции! Приятно знать, что за твоей работой следят, что она интересует столь разных людей. Спасибо коллегам, друзьям и тем совершенно незнакомым мне людям, которые не устают интересоваться литературными процессами нашего времени. И отдельное спасибо моим томским друзьям!», - прокомментировал писатель итоги конференции.

«Белый мамонт» предлагает своим читателям небольшое «коллективное» интервью, созданное из самых интересных тем он-лайн конференции. В скобках указаны авторы вопросов.

- Не приходила ли Вам когда-нибудь идея написать сценарий к фильму? (Елена)

- С удовольствием бы взялся, но предложений нет). А писать сценарий заведомо в стол, мне уже не хочется.

- Геннадий Мартович, чего вам не хватает в вашей жизни и творчестве (Лидия Киселева)

- Возможности быть Волшебником для близких и друзей.

- В современном искусстве для художника актуальны "вызов и провокация". Каково Ваше отношение к этому творческому методу? (Елена Бертолло)

- Но так ведь было всегда. Любое творчество – это преодоление себя. Я имею в виду не формальные признаки, а именно собственные несогласия с действиями и словами людей, как близких тебе, так и далеких. Доказать можно, убедить – трудно.

- Вы всю жизнь видели свой путь и свое предназначение именно в писательстве, или были моменты, когда Вы по тем или иным причинам думали о самореализации в иных сферах? (Наталья Пинус)

- Как это ни странно, всегда. В самом раннем детстве сам клеил какие-то самодельные «книжки» из газет и пытался записывать в них то, что смутно бродило в голове. Еще труднее поверить (но это так), что сюжеты таких повестей, как «Мир, в котором я дома» и «Разворованное чудо» вертелись в моей голове лет в 11-12. Наверное, слишком много читал. В книге есть некое волшебство. Оно действует сразу на все наши чувства и если вовремя попадает в руки, забыть про нее уже нельзя.

- Несколько книг Вы написали в соавторстве (в том числе и с томичом Александром Богданом). Каким, по Вашему мнению, должен быть идеальный соавтор? Кто из Ваших соавторов наиболее близок к этому идеалу? И заодно: насколько Вы сами близки к Вашему идеалу соавтора? (Александр Рубан)

- Не знаю, насколько я сам близок к идеалу моих соавторов)) Им виднее... Но в свое время я с огромным удовольствием работал с Володей Свиньиным и Алексеем Калугиным, с Сашей Богданом (если бы не его отъезд в теплые края, мы бы и сейчас вовсю работали; впрочем, может, еще допишем один печальный роман), и с Женей Елкиным, и с Евгением Любиным (живет в США, роман наш опубликован в Германии, и так бывает), и с Димой Володихиным. Сейчас я много работаю с Алексеем Гребенниковым. У него гибкий ум, великолепное воображение, мы легко понимаем друг друга и легко отыскиваем нужную интонацию. Глеб Гусаков издал в «Снежном коме» нашу книгу «Третий экипаж», надеемся в этом году предложить ему еще одну.

- У вас до 2000 года вышло 23 книги, а за последние 11 лет - аж 36. И главное, масса новых произведений. Отнюдь не переизданий. В 70 лет и такая работоспособность! Это что - набитая писательская рука и сибирский здоровый дух, или непроходящее желание писать? (Виталий Карацупа)

- Все вместе. Но, прежде всего, то, что мне все еще не надоело работать... Мне интересно жить, видеть, пить хороший коньяк, встречаться с разными людьми, видеть новые страны, наконец, сравнивать свои ощущения с ощущениями людей близких мне и далеких. На Тенерифе я увидел, как был организован быт атлантов («Кафа»), в Сиде остро почувствовал шаткость сегодняшнего нашего положения («Предчувствие гражданской войны»), бродя по улицам родного Академгородка, понял разрыв между поколениями, но не тот внешний, о котором говорят, а внутренние, почти невидимые трещины («После бала»). В книге, изданной Юрой Ивановым в издательстве «Шико» («Нет плохих вестей из Сиккима»), и в книге, изданной Глебом Гусаковым в издательстве «Снежный ком» («Третий экипаж») сконцентрированы вещи, до сих пор не дающие мне покоя... Полистайте, уверен, не бросите эти книги, открыв их... Во втором номере «Знамени» выходит новая повесть «Упячка-25» – и это тоже о том, что я люблю, за что боюсь, чего не хочу терять...

- Новую книгу о Стругацких одни хвалят, другие вовсю критикуют. На ваш взгляд, была ли прочитанная вами критика объективна? Возможно, в чём-то полезна? (Виталий Карацупа)

- Конечно, полезна, кроме чисто заушательских воплей. Люди, мнящие себя истинными знатоками Стругацких, почему-то обижаются на то, что они не нашли в нашей книге для себя ничего нового. А письма Бориса Натановича? а главка, написанная им для этой книги специально?.. Если уж Вы знаете Стругацких так глубоко, напишите сами такую книгу... Когда говорят о проколах фактических, мы, конечно, воспринимаем это с благодарностью и, конечно, свои ошибки исправим... Но не нравится наша трактовка отдельных произведений? Но хочется, чтобы мы с Димой думали, как наши оппоненты? Да с чего бы это? Лучше напишите об этом, а не выкладывайте на форумах нелепые замечания, полные уязвленного самолюбия... Все, что нам кажется нужным, важным, мы воспринимаем. Потому что эта книга о Стругацких – о людях, писателях, которых мы любили и любим, и каждое слово которых нам интересно. И мы не кинемся с монтировками в руках на тех, кто говорит о Стругацких по-своему... Это уж точно!

- Что на ваш взгляд в людях самое плохое, и что самое хорошее? (Леонид Каганов)

- Самое лучшее: дыхание в унисон, другими словами – понимание.

Самое худшее: желание рвать мир на клочки – на все более и более мелкие.

- В своем романе «Пятый сон Веры Павловны» Вы предсказали дальнейшую политику нынешнего премьера баллотирующего нынче на пост президента и не ошиблись. Многие писатели, в том числе и Стругатский, высказали публично по отношению к нынешней власти (в частности к делу Ходорковского). Однако о вашей публичной точке зрения по этому вопросу ничего не известно. Мы не видим вашу нынешнюю гражданскую позицию. (Александр Курочкин)

- Мое отношение к власти (к нынешней, и к прежней, и к еще более прежней), на мой взгляд, всегда находило и находит ясное отражение в моих вещах. Как ни странно, я, может, даже слишком политизированный писатель.

В журнале «Знамя» скоро появится повесть «Упячка-25». Заканчивается она отчаянием художника, пишущего портрет Главного человека. С вечера на полотне написаны два башмака (корейская манера живописи), а утром их там уже четыре. Художник начинает заново: с вечера два башмака, а с утра их снова четыре. Разве это не отношение к власти?..

В журнале Б.Н. Стругацкого выходит другая моя повесть «Предчувствие гражданской войны». В чем ее смысл? Да в том, что, на мой взгляд, любая война – гражданская. Мы все из одного корня, мы – производное Большого Взрыва. Ни эфиоп, ни француз, ни китаец, ни русский, ни немец, ни американец, ни иранец, никто не может быть ЧУЖИМ в какой-то (как бы ее ни называли) войне. Разве это не ясное отношение к поставленному Вами вопросу?..

Я жил и работал при самых разных режимах. Мои книги не раз шли под нож. Но мне везло. В силу разных обстоятельств я видел иногда несколько больше, чем нормальный обыватель, какими мы все являемся. Например, слышал в Фултоне речь не только Черчилля (не вживую понятно, а в записи), но и Горбачева. «Золотой миллиард» во многом вырос из этих речей...

Я никогда не был членом никакой партии, потому что – для себя – нахожу это бессмысленным. Но мне время от времени звонят из Москвы и предлагают войти в ту или иную партию; иногда у нас, в Новосибирске, приходят деловые молодые люди, желающие, чтобы я вошел в организуемые ими партии. Но моя партия – в литературе. В этом нет пафоса. Литература – моя жизнь, она – моя политика.

Конечно, в этом есть свои минусы: я не пойду на площадь, потому что физически не люблю толпу (в обычном, а не в оскорбительном смысле; к тому же, ни господин Кудрин, ни госпожа Собчак нынче ничем удивить и увлечь меня не могут); и есть плюсы: из провинции, где я живу, мир виднее... Мои книги любят, может, за то, что в них никогда не воспевались никакие режимы. Чаще всего в них говорится о том, какие мы есть, и о том, какими мы можем быть. Можем! Можем! Только начните прямо сейчас, и с самих себя!.. Я категорически против только такого режима, который катком проходится по живым людям, по Культуре и Науке.

Культура и Наука для меня определяют будущее.

Полная версия он-лайн конференции доступна по ссылке http://obzor.westsib.ru/news/361183

Комментарии читателей:

• Добавить комментарий