Андрей Столяров

  Считается, что биография писателя – это его книги. Все остальное – только гарнир, прикладываемый для разнообразия. В этом смысле у меня все в порядке. За двадцать лет литературной работы я издал 12 или 13 книг – общим тиражом около полумиллиона экземпляров.   О моих книгах довольно много писали. Некоторые мои произведения выходили за рубежом. На встречах с читателями, которые иногда проводятся, я с удивлением обнаруживаю, что у меня действительно есть читатели. Думаю, что очень многие авторы были бы рады выйти на этот уровень.

Гарнир тоже неплох. У меня 12 или 13 литературных премий, я – член Союза российских писателей, член Русского ПЕН-клуба, который входит в Международный ПЕН-клуб, член жюри Российской литературной премии «Странник». Некоторое время я даже сподобился быть профессором ЮНЕСКО (по культурологии), а сейчас – эксперт Международной ассоциации «Русская культура», руководитель Петербургского интеллектуального объединения «Невский клуб», лауреат Всероссийского конкурса интеллектуальных проектов «Идея для России». Участвую во многих российских и зарубежных аналитических конференциях.

Однако, это, так сказать, внешняя сторона.

Красивая упаковка, частично заслоняющая содержание.

На самом деле все не столь привлекательно.

На самом деле большинство моих книг – это переиздания. Литературный путь я в свое время начинал как фантаст и, видимо, что-то в этом жанре собой представляю, поскольку произведения, созданные более двадцати лет назад, привлекают читателей до сих пор. Пересоставленные книги фантастики время от времени переиздаются, продаются они прилично, и можно надеяться, что так будет и впредь. Во всяком случае – в обозримом будущем. Зато прозу, которую я пишу уже около пятнадцати лет, никто печатать не хочет. Здесь полный и абсолютный тупик, причины которого, впрочем, вполне понятны. Для издателей рыночной литературы в моей прозе не хватает «коммерции»: она все-таки ориентирована на более-менее квалифицированного читателя, а для издателей литературы высокой – того, что называют «раскрутом». Ведь современный писатель – это не сочинитель книг. Современный писатель – это проект в медийной среде. Как вполне откровенно сказал мне главный редактор одного крупного издательского концерна: «Стань знаменитым, и мы тут же начнем тебя печатать». 

  Критика меня тоже не замечает. Если на журнальную публикацию появляются две-три спонтанных рецензии – это уже хорошо. Критики сейчас читают только своих. Тратить время на посторонних они категорически не хотят.

К тому же все мои премии – микроскопические. Никакого значения, кроме декоративного, они не имеют. Ни одной крупной награды, дающей автору известность на рынке или в профессиональной среде, у меня нет, а учитывая тусовочность большинства присуждений, видимо, и не будет. Профессором культурологии, несмотря на публикацию соответствующих статей, я все же стал чисто случайно и так же, совершенно случайно, видимо, по капризу судьбы, угодил в лауреаты Всероссийского интеллектуального конкурса. А что касается членства в ПЕН-клубе, то я уже много лет обхожу его стороной. Петербургский ПЕН-клуб – это, на мой взгляд, сугубо карьерная организация. Такой маленький Союз советских писателей, выцарапывающий преференции для своих. Иметь с ним дело, по-моему, не очень прилично.

В общем, формально есть все, фактически – ничего. Нет даже утешения слабых – надежды на посмертную славу. Ни в какую посмертную славу я не верю. Это легенды, созданные литературными неудачниками. С поэтами такое еще из-редка происходит, с прозаиками – никогда. Вся история литературы однозначно свидетельствует: если уж автор при жизни признания не получил, значит и в будущем ему ничего не светит.

Хорошо это или плохо? Это и не плохо, и не хорошо, это – так. Все зависит от того, чего автор хочет. Я хочу того, что в литературе случается чрезвычайно редко. Я хочу написать книгу, которую будут читать. Я отлично помню, какое впечатление на меня в свое время произвели «Мартин Иден» и «Эроусмит», «Большой Мольн» и «Смерть Вазир-Мухтара», рассказы Чехова и повести Юрия Трифонова, «Наш человек в Гаване» и «Театральный роман». Возможно, кому-то это набор покажется странным. Мне он странным не кажется: книги сами решают, как им стоять. И я также отлично помню, как когда-то, взяв случайно в библиотеке «Сто лет одиночества», провалился в повествование сразу же, с головой, и уже не отрывался ни на секунду, пока не прошелестел последний абзац.

Вот какую книгу я хочу написать: чтобы ее читали независимо ни от чего – ни от мнения критиков, ни от тиражей, ни от известности автора, ни от его литературных наград, ни от места, которое он занимает в тусовочной иерархии – саму по себе, свободно, передавая из рук в руки.

Ничего выше этого нет.

Что толку, что некий петербургский прозаик, которого я хорошо знаю, вот уже тридцать пять лет кланяется «нужным людям», что он шаркает ножкой, почтительно улыбается, говорит комплименты, оказывает множество мелких услуг, что он непрерывно торгует, устраивает на себя рецензии, втискивается в любую тусовочку, которая хоть чуть-чуть на виду. Ведь все равно пишет так, как будто возит по древесине тупой пилой. Как будто перед ним – сухое бревно, и он старательно отпиливает чурбачки, которые почему-то называет романами. Упаси бог это читать.

Здесь проходит принципиальный водораздел. Есть писатели и есть литераторы. Есть художники и есть ремесленники. Есть те, кто пытается в меру сил что-то сказать, и те, кто даже не подозревает, что это возможно. Разница между ними такая же, как между магом и фокусником. Фокусник, разумеется, может достать кролика из цилиндра, привлечь внимание зала, вызвать аплодисменты, но лишь при одном условии: он этого кролика должен иметь. Фокусник не может его сотворить. Не может привнести в мир то, чего нет. Не может создать нечто из ничего. А для мага такой проблемы не существует.  

Современную российскую прозу оккупировали литераторы. Это авторы, которые, как правило, очень хорошо знают, как надо писать, знают, какие темы сейчас наиболее актуальны, знают, какая манера письма приветствуется у критиков в России и за рубежом. Они прекрасно видят всю внутреннюю механику литературы: с кем надо дружить, в каких журналах печататься, к какой тусовке примкнуть, откуда и куда тянутся нужные связи. Сегодня они демократы, завтра – патриоты и государственники. Сегодня – постмодернисты, завтра исповедуют антигламурный традиционализм. Нет таких карьерных высот, которых они не сумели бы захватить.

Не могут они лишь одного: написать книгу.

Не могут создать нечто из ничего.

Причем переход между этими статусами анизотропен. 

  Мне доводилось много раз наблюдать, как писатель превращается в литератора. Процесс занимает в среднем около пяти лет и протекает, по-видимому, незаметно для самого автора. Просто в один прекрасный момент обнаруживается вместо него совсем другой человек. Однако видеть, чтобы литератор вдруг превратился в писателя, чтобы унылый ремесленник вдруг стал творцом, мне еще ни разу не приходилось. Вероятно, изменения необратимы. Что-то такое, неуловимое, утрачивается навсегда. 

  А чтобы этого не произошло, следует, на мой взгляд, соблюдать три простых правила. Три «закона судьбы», помогающие писателю оставаться писателем. Ничего они, разумеется, не гарантируют, но как звезды в ночи указывают верное направление.

Правило первое: уничтожай написанное. Нет авторов, у которых была бы гениальной каждая строчка. Даже классики написали довольно много туфты, и даже Чехов, по-моему, стал бы лучше, если бы выбросил в свое время ряд проходных вещей. Мне за свою литературную жизнь пришлось уничтожить чертову уйму произведений: около сорока рассказов, пять повестей, четыре романа. Это примерно две с половиной тысячи машинописных страниц. До Чехова я, конечно, все равно не дорос, однако за то, что осталось, по крайней мере, не стыдно. Мне кажется, что это можно читать.

Правило второе: держись подальше от литературной среды. Не участвуй ни в каких скачках с препятствиями по беговой дорожке карьеры. Не рыскай, как таракан, с одной презентации на другую в надежде, что где-то обломится. Нигде ничего не обломится, всюду хватает собственных тараканов. Не думай, что ты – исключение, что можно, поднапрягшись, успеть там и тут. Ни там, ни тут все равно не успеешь, зато наглотаешься отравленных карьерных миазмов. Литературная среда полезна только в одном: она дает наглядный пример того, чем быть не стоит. Такого скопища зомби, наверное, не встретишь нигде. Однако взирать на этот пример следует все-таки со стороны.

И правило третье: ни на что не обращай внимания. В том смысле, что занимайся своими собственными делами. Не ввязывайся ни в какие литературные войны, не участвуй в конфликтах, которые яйца выеденного не стоят. Это правило сформулировал в свое время композитор Андрей Петров. Однажды, на мой вопрос, как ему удалось столько сделать, он, не задумываясь, ответил: «Главное – ни на что не обращать внимания. Ни на что. Только работать». 

  И вот – итог биографии. Если мерить стандартным объемом в 25 печатных листов, то у меня сейчас написано ровно пять книг.

Три книги прозы и две фантастики.

Всего – пятитомник, который я могу предъявить.

Возможно, это немного. Есть авторы, выставившие на рынок по 20 – 30 томов.

Я с ними не соревнуюсь. Зато это книги, которые, быть может, будут читать. Книги, которые, быть может, проживут немного дольше, чем автор.

Писатель жив, пока книги его читают.

Литература – это марафон в одиночку.

Никто не знает, где его финиш.  

Литературный портал «БЕЛЫЙ МАМОНТ» Талант, оригинальность, неожиданность. Все, что поражает воображение, как белый мамонт в рыжем стаде! Ищите! Читайте! Смотрите! Участвуйте!